И, как бы мне ни хотелось провести время реабилитации с Натали, ранним солнечным августовским утром, опираясь одной рукой на тяжелую трость, а другой — на локоть княжны, я покинул госпиталь, отправляясь на аэродром к высланному самолету.

— Значит, только через месяц? — в который раз переспросила девушка, прижимаясь ко мне в машине.

— Если не придется приехать сюда по службе, то да. Зато потом — на целую неделю! Два дня в госпитале и пять — в твоем распоряжении.

— Скорей бы! — вздохнула подруга.

— Выйдешь за меня замуж? — спросил я, разворачивая ее к себе, — Не сейчас, а когда я хотя бы чуть-чуть оклемаюсь? Через полгода, после Рождества?

— Знаешь, я так и набралась смелости тебе рассказать кое-что…

— У тебя кто-то был, пока мы расставались? Плевать!!!

— Нет! — перебила она меня, положив пальцы на губы, аккуратно поцеловал пойманную ладонь, — Не то! Совсем не то! Я не хотела заводить этот разговор в больнице, где постоянно столько ушей, не хочу сейчас… — она взглядом указала на затылок водительницы, от которой уже пёрло любопытством, — Давай вернемся к этому разговору в следующий раз, ладно? Он очень смущающий для меня…

Поднимаясь по шаткому трапу, оглянулся сквозь рослых сопровождающих на кортеж у полосы. Даже через десяток метров до меня доносилась родная волна любви, идущая из второй машины. Что примечательно, к ней примешивалась подобная же волна из третьей, приправленная нотками ревности. И оттуда же тянуло раздражением и задумчивым расчетом.

Глава 4

— Что это? — спросил я у Гаи, глядя на сунутый мне под нос листок.

— Моё прошение на увольнение. Без твоей визы генерал его даже рассматривать не станет.

— И почему?

Встать из-за стола — такое простое действие, но теперь оно выливалось в несколько под-действий: толкнуться ногами и проехаться на стуле двадцать сантиметров до стены, при этом постараться не попасть сточенными ножками в щели между паркетинами, неловко схватить трость, уронить ее, скрипя, кряхтя и матерясь (в присутствии Инны — только про себя), дотянуться и поднять, водрузить тело в вертикальное положение… целый эпик-квест!

— Так почему? — снова задал вопрос, обойдя стол и встав рядом с Зайкой.

— Тушку списывают вчистую… а я… я слишком устала…

Гая несколько раз шмыгнула носом и бросилась мне на грудь — плакать. Заливая слезами китель, она бессвязно вываливала на меня свои переживания, а я тихо радовался, что стол удачно подвернулся под зад — иначе бы накачанное девичье тело снесло бы меня нахрен. Трость с гулким стуком выпала из рук и закатилась под сейф. Проводил ее грустным взглядом — как теперь доставать? Впрочем, у меня теперь целых две постоянные помощницы-адъютантски-телохранительницы, могу им приказать, заодно полюбуюсь — зад у Тони вполне ничего себе так. Всё равно большего с ними позволить себе нельзя, хотя девицы очень даже намекали. Но я же не совсем долбоёб, чтобы связываться с протеже Русланы Евгеньевны!

— Тушка, она же сильная… очень сильная… не чета мне… она Сергея подомнет… — продолжила стенать мне в плечо Гая.

«Вот очень сомневаюсь, что кто-то сможет поставить Младшего под каблук — этот тихушник скорее сам всех построит…»

— Он ведь уже дважды нас замуж звал, только она не соглашалась и мне не давала… а теперь… теперь у нее причин упираться нет… Он на ней женится, а на мне — нет…

И вновь про себя не согласился — моя эмпатия твердо настаивала: из двух Заек Сергей всегда выделял Инну сильнее. К Тушке он в итоге тоже не остался равнодушным, но любил — любил именно Гаю.

— Она же сейчас такая беспомощная…

Да ни хрена не беспомощная — заходил я к ней в палату несколько раз: последние дни уже носилась — только шум стоял. Я на ее фоне казался себе инвалидом (и пока что являлся им по сути). Конечно, при Младшем Наташка притворялась бледной немощью — хотя Серый вряд ли велся на ее спектакли. Он сам подругу не обсуждал — это Костик, пока они миловались, забегал и делился со мной сплетнями. Дерьмовый все же из него телохранитель в итоге вышел — может быть по физухе Старший и подрос, но обсуждать дела клиента с посторонним?.. И он явно завидовал положению брата: отец один, а такие разные судьбы. Раньше это не бросалось в глаза, зато теперь, когда Забелин полноценно закопался в придворные интриги, стало заметно.

— Он ме-ня бро-о-о-оси-и-и-т…

— Господи, Инна! — чуть встряхнул погрязшую в жалости к себе девушку.

— Ме-ня-я да-же ты-ы-ы… бро-о-о-осил… — еще пуще заголосила она.

В дверь заглянула Соня — моя вторая помощница, посмотрела на нашу парочку и состроила вопросительную мордочку. Над плечом Гаи дал ей знак — занят! Соня понятливо кивнула, беззвучно постучала пальцем по комму, напоминая о совещании через час, и скрылась обратно, захлопнув дверь на замок.

— Ты нас не люби-и-ил…

— Да, любил я вас, что ты себе выдумала?! — принялся утешать впавшую в истерику бывшую подругу, — Просто жизнь, она такая…

— Не любил!!!

— Любил!!! — снова возразил, уже даже сам поверив в это.

— Докажи!!! — горячие соленые губы Гаи впились в мой рот.

Ну, хоть не ревет больше! Осторожно ответил на поцелуй, окончательно погружаясь в чужой водоворот эмоций. Итицкая сила, как женщины могут так жить?!

Не мое желание за несколько мгновений стало моим и сразу же начало выпирать в гульфике, вынужденный поцелуй стал еще глубже.

Если существует прощальный секс, то это был, наверное, он самый.

Медленный (я стою с трудом!) и одновременно судорожный, приправленный острой, почти болезненной необходимостью почувствовать себя желанной и красивой (однозначно не мои эмоции!). Целомудренность моего стола, не нарушенная даже с Натали (упущение, но вот так случилось!), была осквернена самым бесцеремонным образом.

— Подпиши! — успокоившаяся Гая, приведя себя и частично меня в порядок, снова подсунула в руки прошение, — Подпиши и отпусти…

— Переписывай! — приказал я, глядя на пострадавший от наших действий лист бумаги, — в процессе мы смахнули его на пол и наступили, судя по грязи на обеих сторонах, — Перепиши, такую бумажку стыдно генералу показывать. Не пожалеешь?

— Не пожалею! — твердо ответила она, послушно усаживаясь за стол и беря в ладонь ручку, — Мне двадцать три, уже есть «Георгий», три «Анны» и «Владимир», а что я видела, кроме всадников? Это Тушка хотела славы и почестей, а я…

Косо усмехнувшись, но так, чтобы не заметила Инна, проглотил заведомую ложь — славы и почестей они когда-то хотели обе. Вот только к нашей известности еще прилагается весьма неприятная и опасная работа по уничтожению тварей. К которой недавно добавился риск быть убитым от рук каких-то неадекватов. Да и сейчас она не к дворнику дяде Пете рвется, а к члену одного из влиятельнейших семейств в империи.

Жаль терять бывшую подругу и исполнительного офицера, но не мне судить молодую девчонку за то, что она сломалась. Дождавшись последней точки, размашисто наложил резолюцию: «Согласовано».

Князь Сомов сдал, сильно сдал. Неудивительно: из четырех дочерей (говорю только об известных, как там обстоит на самом деле — не знаю, свечку не держал) одна — безнадежный инвалид, вторая недавно погибла. Он и раньше-то смотрелся на собственный возраст, будучи старше венценосной супруги почти на десять лет, но теперь превратился в развалину. Вот что значат искры: его ровесница — адмирал Погибель, тоже пережившая несколько личных трагедий и занимающая пост, не намного уступающий по ответственности, по сравнению с ним смотрелась молодухой.

— Я отменил совещание, — прошамкал он, встречая меня в пустом кабинете, — Проведешь его завтра сам.

— Повестка та же?

— Да, ничего нового. Садись, не стой, хочу с тобой поговорить.

Отказываться не стал — после внеплановой физкультуры хотелось не только присесть, а еще и прилечь. Впрочем, начальник выглядел еще хуже, а у меня наверняка причина поприятнее.